Цена слова - Страница 73

Как уже было известно по опыту, долго они не могли быть даже в относительном согласии. Вот и сейчас Лоренцо насмешливо фыркнул, и все встало на свои места.

В пещере они расположились так, чтобы и глубоко не заходить, и не совсем на ветру. Травница перво-наперво стала устанавливать защиту. Две невидимые стенки встали на выходе и с противоположной стороны их небольшой стоянки. Отчего-то магия вновь неохотно и весьма скупо давалась в руки уставшей знахарке.

– Как думаешь, Лоренцо, – озадаченно произнесла девушка, – это из-за того, что я что-то путаю? Или просто вымоталась? Перенервничала? – Травница оглядела камень, что царил везде, кроме треугольника входа. – Я слышала, будто бы есть горные породы, которые оттягивают на себя магию, мешают колдовать… Как думаешь?

В пещере валялось несколько сухих веток, очевидно занесенных сюда ветром. Знахарка собрала их и подожгла.

– Хм, странно, а простые заклинания легко удаются. Наверное, и правда устала. – Девушка посмотрела на огонь. Он весело поглощал угощение. – Эх, придется чуть попозже наломать еще веток, магией их высушить, а то ночью замерзнем. Можно, конечно, и колдовством потеплее сделать, но неизвестно, насколько его хватит, если я эти две стены с трудом поставила.

Чародейка еще раз с сомнением оглядела защиту.

– Будем надеяться, маги и существа, колдовством обладающие, на нас сегодня не полезут, – сообщила она коню. – Попозже я еще раз попытаюсь. Может, укреплю их.

За всей этой возней – приготовлением еды, дров, лечением и кормлением Лоренцо, установкой новых «щитов» – день с вечером и прошли. После чего Ива с некоторым содроганием легла спать. Она давно отвыкла полагаться только на себя, ночуя на природе. Друзья всегда кроме магических защит выставляли еще и караул. Благо их группа не такая уж маленькая, все успевали выспаться. Сейчас приходилось полагаться только на магию. Бодрствовать все время она не могла. Но была еще одна причина, по которой ей становилось страшно спать: из-за постоянных снов с Кошкой в главной роли. В последнее время они были все ярче, все надрывнее и, казалось, больнее. Такое появлялось ощущение. А когда знахарка просыпалась, часто начинало резать в области грудной клетки и где-то под ложечкой неприятно сосало. Хотелось плакать и ломило суставы. Примерно такое же ощущение было и в душе. От этого в голове билась только одна мысль – быстрей-быстрей добраться до Кошки и узнать наконец зачем ей понадобилась. Через какое-то время это отвратительное ощущение отпускало, но знание того, что скоро оно возвратится, существенно отравляло травнице жизнь.

Вот и сейчас девушка долго смотрела на огонь, хоть и знала, как пагубно это сказывается на бдительности, но никак не могла заставить себя закрыть глаза. Ей уже не хотелось знать, кто такая Кошка, какой она была и через что прошла. Ее жизнь для Ивы была слишком резкой. Катерина жила слишком надрывно, кидаясь из одной крайности в другую, беря от мира все, что тот мог ей дать из сильных чувств и наслаждений. Она равно любила и боль, и экстаз, находя и в том, и в другом какую-то свою прелесть – удовольствие чувствовать себя живой. Наверное, для этого надо умереть, чтобы осознать жизнь полностью. А Катерина уже умирала не раз. И столько же раз воскресала. У кошек девять жизней, так говорят. Теперь Ива знала, что несколько – это уж точно. И еще то, что подобный образ жизни ей самой не подходит. Сначала это было интересно и поразительно, а потом… потом все изменилось. Сама Ива не приспособилась к столь гибкой морали, да и психика у нее была совсем иной. Равно как ценности и цели. И появилось ощущение насилия. А знахарка очень не любила, когда ее к чему-то принуждали.

«Быстрей бы все это кончилось», – подумала она перед тем, как сдаться на милость усталости и закрыть глаза.

Однако приснилось ей совсем другое.

В ночных грезах привиделась их комнатка в студенческом домике, вся их компания: Грым, валяющийся на диване, как тот только выдерживал такую тушу, Златко в кресле за книгой, Калли на столе, поедающий виноград и лениво наблюдающий, как гаргулья ловит бегающего по балкам шуша.

– Слева, слева заходи! – азартно комментировал тролль, изрядно раздражая тем Дэй. – И палкой, палкой его! Как какой? Помелом!

Щапа повизгивал, выражая свое удовольствие процессом, и упрямо не давался в руки, махая хвостом перед самым носом гаргульи. Та злилась – внешне – и металась за ним по всему пространству под потолком. Они частенько так носились. Иногда Дэй ловила проворную зверушку, иногда – нет. Но если удавалось его поймать, то шуш визжал так, будто ему только что целую кондитерскую подарили, и начинал вылизывать лицо подруги. И суровая – обычно – гаргулья смеялась от счастья и тискала нахальное создание.

Вот и сегодня во сне они визжали и пищали на пару. Грым о чем-то говорил, да Златко с Калли периодически что-нибудь вставляли. Потом вроде они все пошли пить чай, Щапе, как всегда, достались лучшие кусочки из десертов друзей. Он давно считал это само собой разумеющимся. Что, впрочем, никогда не мешало ему устраивать целые спектакли по выпрашиванию этих лакомств. Попробуй такому откажи. Хотя, когда он переступал черту, особо не церемонились. Уж больно легко было разбаловать такого. Вернее, его и так разбаловали, но это было так мило. До определенной поры.

Потом они, кажется, пошли делать домашнее задание, а после играли в снежки перед домом. Щапа и тут отличился: подпрыгивал и зубками и лапками ловил «снаряды». Оные частенько уносили его в сугробы, откуда он потом с шумом и брызгами снега вылезал.